Об одной радости христианина

Наверное, у каждого христианина бывают радостные минуты, когда в самом неожиданном месте он встречается с другим по-христиански мыслящим человеком, когда в чьих-то словах можно услышать небесные нотки, услышать ностальгически знакомую мелодию, и обрадоваться тому, что ты… это узнаешь (я надеюсь, что эта радость не самоправедная, а по-настоящему утешающая сердце спасенного), и вспомнить, что ты куда-то идешь, вместе со многими другими, также получившими Божью благодать. Недавно у меня были две такие встречи.

Первая из них – с песней “Синий цвет” в исполнении известного барда, Сергея Никитина. Этим летом во время отдыха мы всей семьей – с женой и двумя дочками – буквально подсели на песни Никитиных, прослушали многие их альбомы от корки до корки, и дочки даже выучили наизусть много слов весьма “недетских” песен. Слова к песне “Синий цвет” написал не Никитин, а грузинский поэт Н.Бараташвили. Русский перевод сделал Б.Пастернак. Песню можно найти на сайте snikitin.ru и прослушать там (нажмите на эту ссылку и слушайте песню, читая это сообщение!)

Цвет небесный, синий цвет
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.
Это цвет моей мечты.
Это облик высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.

Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.
Это синий, негустой
Иней над моей плитой
Это сизый зимний дым
Мглы над именем моим.

Цвет небесный, синий цвет
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.

Вторая встреча случилась на страницах первой части “Хроник Нарнии” Клайва Льюиса. Конечно, в этой известной серии книг можно было ожидать христианские идеи, потому что автор – христианин. Но Льюис сам говорил, что он не планировал встроить какие-то христианские идеи в эти книги. Он сказал, что сначала в голову пришли красивые образы: говорящий лев, фавн на белом снегу и др., и уж потом в процессе написания у него христианские идеи пришли сами по себе. Моя жена и дети уже давно переварили все семь частей “Хроник Нарнии”, а я пока прочитал только одну – зато в оригинале, чем они похвастаться еще не могут.

Итак, в первой части, в книге “Племянник Чародея”, я столкнулся с такими словами, от которых у меня была та радость узнавания, о которой я говорил выше. Именно это чувство радости узнавания и заставило меня думать над этой темой – как мы можем еще так радоваться на протяжении жизни. Чтобы больше не болтать, цитирую этот отрывок в переводе под редакцией Натальи Трауберг.

Далеко во тьме кто-то запел. Трудно было понять, где это – казалось, пение идет со всех сторон, даже снизу. Слов не было. Не было и мелодии. Был просто звук, невыразимо прекрасный, – такой прекрасный, что Дигори едва мог его вынести. Понравился он и лошади: она заржала примерно так, как заржала бы, если бы после долгих лет нелегкой городской работы ее пустили на луг и она бы увидела, что к ней идет любимый хозяин с куском сахара в руке.
- Ох и красиво! – сказал кэбмен.
И тут случилось два чуда сразу. Во-первых, голосу стало вторить несметное множество голосов, – уже не густых, а звонких, серебристых, высоких. Во-вторых, темноту испещрили бесчисленные звезды. Они появились не постепенно, как бывает летом, а сразу – только что была тьма, и вдруг засветились тысячи звезд, созвездий и планет, намного более ярких, чем в нашем мире. Если бы чудеса эти случились при вас, вы, как Дигори, подумали бы, что поют звезды, и что к жизни их вызвал тот, кто запел первым.
- Вот это да! – сказал кэбмен. – Знал бы, что такое бывает, лучше бы жил.
Первый голос звучал все громче, все радостней, другие голоса затихали. Начались прочие чудеса.
Далеко, у самого горизонта, небо посерело и подул легчайший ветер. Голос все пел, небо светлело, на нем возникали очертания холмов.
Вскоре стало так светло, что можно было увидеть друг друга. Дети и кэбмен слушали, разинув рты, и глаза их сияли, словно они пытались что-то вспомнить. Разинул рот и дядя, но не от радости; скорее, у него отвалилась челюсть. Колени его дрожали, плечи поникли – голос не нравился ему. Колдунья же выглядела так, словно понимает голос лучше всех, но ненавидит его. Она сжала губы, сжала кулаки; и впрямь, едва он раздался, она ощутила, что этот мир полон магии, которая сильнее ее колдовства. Дядя залез бы в норку, лишь бы спрятаться от голоса; королева, напротив, уничтожила бы и этот мир, и любой другой, лишь бы голос умолк. Лошадь навострила уши, вид у нее был веселый; теперь нетрудно было поверить, что отец ее участвовал в битвах.
Белое небо на востоке стало розовым, потом золотым. Голос звучал все громче, сотрясая воздух. Когда он достиг небывалой мощи, появился первый солнечный луч.
Такого солнца Дигори не видел, оно как будто смеялось от радости. Солнце Чарна казалось старше нашего, это — моложе. В ярком солнечном свете перед путниками лежала долина, по которой к востоку, прямо к солнцу, текла широкая река. К югу от нее были горы, к северу — холмы. Нигде — ни на них, ни в долине — ничего не росло: ни травы, ни куста, ни дерева. Земля была разных цветов, один свежей и ярче другого. Они веселили сердце — пока пришельцы не увидели того, кто пел, и не забыли обо всем прочем.
Огромный лев стоял между путниками и солнцем и золото его гривы затмевало золото лучей.

Здесь я с радостью “узнал” несколько вещей. Песня сотворения, которую пел лев Аслан, нравилась не всем. Но те, которым она нравилась, слушали ее разинув рот, счастливые и радостные. Представьте теперь богослужение в церкви, на котором Бог показывает нам, как Он трудится в этом мире, творя чудеса природы, и как Он творит Свое спасение, создает новое творение, расширяет Церковь, да еще без пота и крови, а “припеваючи”. Представьте, что на этом богослужении мы можем просто радостно созерцать все это, а не трудиться как Марфа и ничего не слышать и не видеть…

Конечно, многое в нашей жизни очень “реалистично” и “приземленно”, но очень хочется этой радости узнавания Божьей работы в мире, хочется ее испытывать почаще и без суеты с нашей стороны.

Кажется, начав сообщение со словами об одной радости, в результате я перешел к другой! Но думаю, что они, эти радости, близки – потому что другой христианин и христианские мысли в другом человеке это тоже Божья работа, в которой мы не принимаем прямого участия (или очень, очень редко). Так что все сходится. А пока остановлюсь, до следующего сообщения.